Завещание веков - Страница 99

Мои шаги отдавались на булыжных аллеях кладбища. Передо мной изредка шумно вспархивали испуганные голуби. Вдали постепенно возникали очертания маленькой площади, рядом с которой находилась могила Мишле. Но я по-прежнему никого не видел.

Сунув руки в карманы, не поднимая головы, я пытался одолеть страх, который приказывал вернуться назад. Каждый шаг был победой и ударом ножа по венам. Бороться, чтобы идти вперед, бороться, чтобы верить. Никогда я не чувствовал себя таким одиноким.

Вскоре, сам не понимая как, я оказался перед могилой Мишле. Вокруг все сливалось в лес теней и могил. Гробница была небольшой: широкая стела между двух римских колонн представляла собой задрапированную фигуру, возвышавшуюся над могилой. В темноте белый памятник выглядел пугающим. Меня пробрала дрожь.

Внезапно я услышал за своей спиной какой-то шорох. Я вздрогнул всем телом. И медленно повернул голову. Но ничего не увидел. Я стал пятиться в поисках какой-нибудь опоры, какой-нибудь поддержки. Мной овладел ужас. Меня знобило от страха.

И тут передо мной появилась черная тень, будто восставшая из могилы. Я оцепенел. На моих глазах, словно китайские тени на белой поверхности гробницы, возникли две фигуры. Мужчина и женщина.

Я сразу узнал Софи. Руки у нее были связаны за спиной, во рту торчал кляп. Стоявший рядом мужчина приставил пистолет к ее виску. Он толкал ее, заставляя идти перед собой.

Я дрожал. Я слышал прерывистое дыхание Софи. Наверное, она плакала. Лица ее я разглядеть не мог, но угадывал ужас в ее движениях, в ее дыхании. Она предстала предо мной как обещание, которое нужно было исполнить. Такая близкая и такая недостижимая. Я хотел бы остановить все. Пусть весь мир остановится. Вырвать Софи из этой истории и бежать. Просто бежать вместе с ней.

— Камень! — воскликнул мужчина, приставив пистолет ко лбу журналистки.

По затылку моему стекали капли пота, я не мог унять дрожь в руках. Всеми силами я пытался овладеть собой. Софи была всего в нескольких шагах от меня. Я не имел права на ошибку.

Я медленно сунул руку в карман. Ощутил пальцами бумагу. Листок с кодом. Эти люди должны были согласиться на код. Сглотнув и сжав зубы, я медленно вытащил листок из кармана.

Это был наш единственный шанс. Жизнь Софи за клочок бумаги.

— Вот, — сказал я, протянув код.

Бумага дрожала в моих пальцах. Белый прямоугольник в темной ночи. Порывом ветра его взметнуло вверх. Дважды. Затем он обвился вокруг пальца, Я не шелохнулся.

Внезапно незнакомец сделал резкое движение. Встряхнул Софи, которую держал одной рукой.

— Вы что пытаетесь мне всучить? — рявкнул он. — Это не Камень.

— Подождите… — пробормотал я. — Это код… Камня у меня нет, но…

Я не успел договорить.

Разрядом белой молнии грохнул выстрел. Сухой. Резкий. Внезапный. Не знаю, что было раньше — вспышка или звук. Но я дважды моргнул. Дважды вздрогнул. Кто-то закричал. Наверное, я. Разрыв еще отдавался в могильных камнях. Возвращался эхом.

Потом я увидел, как очень медленно, словно при замедленной съемке, тело Софи падает вперед.

Руки ее оставались связанными. Она не сделала ни единого движения, чтобы смягчить удар о землю. Ничто в ней не шелохнулось. Безжизненный манекен. Поникнув головой, она обмякла, словно разбитая кукла.

Ее голова с ужасающим стуком ударилась о булыжник. И я, возможно, еще кричал, когда раздался второй выстрел. Но я уже ничего не видел. Ничего не слышал. Я только чувствовал, как падаю, падаю…

Сквозь гул в ушах пробились вдруг другие выстрелы. Беспорядочные вспышки. Ожесточенная перестрелка. Но меня здесь уже не было. Белые молнии.

Нет. Так нельзя. Так нельзя.

Внезапно меня отбросило назад. Ужасная боль пронзила грудь. Звук шагов. Крики. Снова выстрелы.

Потом тишина. И глаза мои медленно наполнились слезами. В горле застрял комок. Боль. Я помню только боль.

Потом Баджи. Его рука на моем плече.

— Пуля угодила вам в грудь.

Он говорил шепотом.

— Ее отразил бронежилет.

Сколько времени я провел здесь? Была ночь или я просто ничего не видел? Мне хотелось потерять сознание. Ничего больше не знать. Не чувствовать. Пусть только боль прекратится. Отогнать эту мысль, засевшую в голове. Эту фразу, в которой ничего нельзя изменить. Несколько лишних слов. Софи умерла.

Но теперь оставалось только это. Это и еще боль.

Двенадцать

Думая обо всем этом сегодня, я всегда поражаюсь, как сумел выжить. Никого я так не любил, как Софи, и, наверное, никогда не найду сил полюбить так вновь.

Долгое время мир продолжал существовать без меня. Я прекратил все отношения с ним, перестав быть участником или даже свидетелем происходящих в нем событий. Я превратился в жалкое подобие человека, глухонемую и слепую тень в кресле, с которого больше не вставал. Словно падение должно было продолжаться вечно. Словно эти кожаные подлокотники увлекали меня в пропасть, медленно смыкавшуюся надо мной.

Не будь Эстеллы и Франсуа, я вряд ли устоял бы перед искушением покончить с собой. Мне не хватало одного — возможности сделать это. Решимости хватало. Но они окружили меня такой заботой, словно я был больным амнезией, который медленно возвращается к жизни. Я не помогал им ни в чем. Игнорировал все протянутые ко мне руки. Думаю даже, что просто не видел их. Их любовь стала смирительной рубашкой, мешавшей взрезать вены, вот и все.

Каждый день они разговаривали со мной. Старались вернуть меня в мир живых. Сообщали, как развиваются события. Словно протягивая мне нить для спасения.