Секунду телохранитель стоял неподвижно, потом стремительно спустился к нам.
— Простите, что опоздал, — выдохнул он. — У меня возникли кое-какие проблемы с… с его приятелем.
Он хлопнул меня по плечу, словно желая убедиться, что я твердо держусь на ногах, потом протянул руку Софи, которую словно парализовало.
— Ладно, пошли, больше бояться нечего.
— Я знал, что в конце концов вы им набьете морду, — пробормотал я.
Софи испустила долгий вздох, переступила через неподвижное тело ворона и стала подниматься по лестнице вслед за Баджи.
— Мы что, оставим его здесь? — растерянно спросил я.
— А вы хотите сдать его в бюро находок? — с иронией отозвался телохранитель. — Пошли, нам надо торопиться. Я только оглушил его, он скоро придет в себя.
Я уже хотел идти за ними, но на секунду заколебался. Ворон не шевелился. Может быть, он был мертв. Я наклонился и запустил руку в карман его плаща. Взял у него бумажник и побежал к своим.
Поезд отходил в 19.34. Мы едва не опоздали.
Друг Франсуа снова спас мне жизнь. Первые полчаса я не мог говорить. Я все еще был в шоке, этот день оказался слишком сумасшедшим для меня. Софи тоже молчала. Мы просто смотрели друг на друга. Не веря своим глазам. Оказавшись на одной галере. Угадывая мысли другого. С общим чувством тревоги, общим ощущением усталости. Нервного перенапряжения. Но нужно было продолжать борьбу. Держаться.
Лишь когда Франция за окнами окончательно погрузилась во тьму, я решился заговорить:
— Спасибо, Стефан.
Я улыбнулся ему. Он мотнул головой, но вид у него был серьезный. Встревоженный. Наверное, он спрашивал себя, какой еще сюрприз поджидает нас. Или же задавался вопросом, может ли этот поезд служить надежным укрытием.
— Ну, что там в его бумажнике? — спросила Софи, повернувшись ко мне.
Я кивнул. Наконец-то у нас появилась зацепка. Возможность выяснить, кто такие вороны. Достав бумажник из кармана, я взглянул на соседние сиденья, желая удостовериться, что никто за нами не подглядывает, потом раскрыл его на коленях.
Я обнаружил паспорт. Итальянский. Паоло Граната. Родился в 1965 году. Я протянул его Баджи через разделявший нас маленький столик.
— Как думаете, настоящий?
Он взглянул на документ, потом пожал плечами:
— Думаю, да.
Больше ничего особенного в бумажнике не оказалось. Кредитная карточка на то же имя, несколько счетов, план Парижа, билеты в метро… Но была там еще и визитка, которая сразу привлекла мое внимание. Небольшая, отпечатана на очень дорогой веленевой бумаге. Имени нет, только адрес. В Ватикане. И наверху значок, который я без труда узнал. Крест на фоне солнца.
Я показал карточку Софи. Она скривила губы:
— Это лишь подтверждает то, что мы уже знали.
Я кивнул. Да. Всего лишь подтверждает. Подтверждает, что мы действительно вляпались в дерьмо.
Вновь наступило молчание. Софи закрыла глаза. Баджи объявил, что сходит в соседний вагон и принесет кофе. Он уже расслабился.
Я прислонился головой к левому оконному стеклу. Проносившийся мимо ночной пейзаж; сливался на стекле с отражением внутренней обстановки вагона. Я чувствовал себя оглушенным. В состоянии грогги. Измотанным, словно после долгого дня ходьбы. Впечатления последних суток хлынули на меня водопадом. Они перемешивались, теряли четкость, расплывались. Проносились в ускоренном ритме. Словно меня уносило слишком быстрым течением.
Я попытался больше не думать об этом и задремал еще до того, как вернулся Баджи.
В 21.28 по местному времени поезд прибыл на вокзал Ватерлоо.
Сесть на поезд в Париже и выйти из него в Лондоне через три часа без малого — это было нечто невероятное для такого экспатрианта, как я. Впрочем, теперь меня мало что могло удивить.
Подруга Софи подтвердила, что мы можем приехать к ней в любое время суток. Оказавшись на вокзале Ватерлоо, мы сразу взяли такси.
Я не был в Лондоне уже много лет — мама возила меня туда два или три раза, — и поездка через весь город дала нам возможность полюбоваться ночным обликом английской столицы. Зрелище было великолепное, и я почти забыл о злоключениях этого ужасного дня, В сущности, это дополняло совершенно сюрреалистическую картину, в которой мы выглядели тремя крохотными мазками, нанесенными на холст кистью случая.
Большое черное такси выехало из вокзала Ватерлоо, и синий туннель «Евростар», подобно длинной пуповине соединявший Англию и Францию, остался позади. Приближаясь к Темзе, мы увидели громадный силуэт белого колеса, London Eye, которое медленно вращалось, вознося посетителей аттракциона к небесам, словно гигантская водяная мельница над рекой. Маленькие стеклянные кабинки с восторженными зрителями сверкали в фиолетовом небе, как неоновые лампочки.
Такси помчалось по мосту Ватерлоо. Баджи с Софи также безмолвно наслаждались зрелищем. Я повернул голову направо и разглядел вдали белый купол собора Святого Павла в гордом ожерелье из коринфских колонн. Потом взор мой приковала к себе Темза. Длинная черная лента змеилась среди зданий, подсвеченных прожекторами и фонарями.
На горизонте, словно мираж в пустыне, возник Канэри-Уорф, новый полюс лондонского бизнеса, букет небоскребов из стекла, рай для крупных биржевиков, ад для мелких маклеров. Такси перевалило через горбину моста. Я на мгновение смежил веки. Когда я снова открыл глаза, мы были уже в Сити, затем проехали мимо резиденции королей и Вестминстера. Старый Лондон, золотой город.
— Хотите, я займусь поисками отеля, пока вы будете беседовать с вашей подругой? — спросил Баджи.