Завещание веков - Страница 50

— Не все умеют так расслабляться, как вы! — все же возразил я. — Прекрасно, у вас совсем нет комплексов, браво! Но не все могут быть такими… безмятежными!

— Я не безмятежна! Я свободна и не задаюсь вопросами, отчего люди на меня так или эдак посмотрели… Вот, к примеру, вас смущает, что я люблю и девочек, и мальчиков? Но, видите ли, я себе таких вопросов не задаю. Я подчиняюсь обстоятельствам. Если я влюбляюсь, значит, влюбляюсь…

— Слишком уж все у вас легко!

— Вовсе нет, но дело не в этом! — примирительно сказала она.

— В чем же тогда? Я не уверен, что правильно вас понял. И я не знаю даже, зачем вы мне все это выкладываете!

— Я просто пыталась объяснить вам, что вы излишне подвержены чувству вины. По отношению к вашей бывшей, отцу, прошлому в целом, алкоголю, наркотикам, Нью-Йорку, да мало ли еще к чему… Вам нужно слегка перевести дух.

— Условия для этого у нас не идеальные, — иронически парировал я.

— Разумеется, — согласилась Софи. — Но если вы сумеете добиться этого сейчас, когда ситуация у нас пиковая, все наладится. И мне это будет очень приятно.

Я ответил не сразу. В сущности, я понимал, что она хочет сказать. Возможно, она не сумела найти верных слов, но она была права. Проблема моя, в сущности, сводилась к одному: мне не нравилось, каким я стал в Нью-Йорке, и у меня была потребность очиститься. Отмыться. Простить самого себя. Но я никогда бы этого не добился, если бы не наша встреча. Только Софи могла помочь мне возродиться. Вернуть то, что украло у меня прошлое. Но вот какая незадача. Я любил ее, а она любила женщин.

— Почему вы говорите мне об этом сейчас? — спросил я, опуская глаза.

— Потому что вы мне очень нравитесь. Правда.

Такое простое, такое неуклюжее признание… лучшего я уже много лет не слышал. Именно это и было самым тяжким.

— И еще, — призналась она, — потому что меня воротит, когда я вижу, как вы начинаете паниковать, едва вам захочется выпить. Или закадрить меня.

— Закадрить вас? — возмущенно фыркнул я.

— Да, закадрить меня. Это же прекрасно, Дамьен, вы имеете право кадрить меня! Вы имеете право кадрить, кого вам хочется… но и тот, кого вы кадрите, имеет право откликнуться или нет. Видите, вы забиваете себе голову ненужными вещами!

Я все еще не мог оправиться от шока. Обмякнув в кресле, я смотрел на нее с видом полного идиота.

— Ну же, — настойчиво продолжала она, — что вы будете пить?

Бороться было бесполезно. Такой противник, как Софи, был мне не по зубам.

— Виски.

Она улыбнулась.

— Двойной, — добавил я и тоже попытался улыбнуться.

Она захлопала в ладоши и жестом подозвала официанта. Сделала заказ, и мы оба примолкли, пока нам не принесли выпивку. Наверное, от смущения.

— Простите, что я на вас так напала, — робко произнесла она, пригубив свой «Космополитан».

— Да нет, вы правильно поступили. Я действительно не могу расслабиться… Знаете, дешевая психология порой не лишена смысла… Думаю, мне в самом деле надо избавляться от чувства вины.

В ту же секунду, в завершение этого странного дня, в сумраке этого роскошного бара, Софи наклонилась ко мне и поцеловала. В губы. Долгим поцелуем.

Я позволил ей это. Бессильный. Ошеломленный. Восхищенный. Потом она откинулась на спинку кресла, широко улыбнулась мне, отпила глоток из бокала и, не выпуская соломинку изо рта, бросила:

— Неплохо для лесбиянки, а?

И захохотала. Но это не был насмешливый смех. Он был восхитительный. Всех нюансов я в своем изумлении просто не улавливал.

Я залпом выпил стакан неразбавленного виски.

И тоже расхохотался. Словно невероятное напряжение, не отпускавшее нас несколько дней, наконец спало. Секундная передышка в нашей исступленной гонке.

А для меня еще и поцелуй, на который я даже надеяться не смел.

Мы надолго умолкли, пока Софи не решилась заговорить вновь.

— Я все же успела продвинуться с переводом, — заявила она совсем другим тоном.

— Превосходно! И что вы там нашли? — поторопил ее я, стараясь как можно более небрежно развалиться в кресле.

По правде говоря, мне было трудно думать о чем-то ином, кроме ее поцелуя, но следовало смириться с обстоятельствами. Софи твердо стояла обеими ногами на земле. Для нее жизнь была простой. Она не лгала, не притворялась. И не задавалась вопросами, которые так мешали мне. Свидетельством чему был этот самый поцелуй.

— Пока ничего конкретного сказать вам не могу. Самое трудное — это понять текст. Его можно перевести только с помощью заметок вашего отца. И, откровенно говоря, мне нужны дополнительные материалы, чтобы уточнить некоторые факты.

Я уже давно забыл, как сладок такой поцелуй. Простой поцелуй школьницы. Не те разнузданные поцелуи, которыми я обменивался с мимолетными ночными подружками в своей нью-йоркской постели. Настоящий, простой поцелуй. Поцелуй любви.

— И на чем же вы остановились? — рассеянно спросил я.

— Я пока в самом начале. Дюрер дал зацепки, позволяющие проследить историю Йорденского камня, и ваш отец кое-что выяснил, но этого недостаточно. Если я правильно поняла, Дюрер утверждает, что тот, кому Иисус вручил эту загадочную драгоценность — Иоанну, Иакову или Петру, значения не имеет, перед смертью доверил ее сирийским монахам. Я должна подтвердить или опровергнуть эту гипотезу, найти какие-то следы в истории… Честно говоря, в отеле я ничего сделать не смогу. Мне нужно поработать в библиотеке.

— Я мог бы вам помочь, — предложил я.

— Нет. Вы должны заниматься микрофильмом. История с ессеями, это просто потрясающе!